– При чём здесь весна? Она мне надоела уже на восьмой день, – встала передо мной Шила.
– О, я помню этот день.
– Да, да, когда вместо тюльпанов ты притащил хризантемы.
– Кто скажет, что хризантемы – это не цветы, пусть первым бросит в меня букет невесты.
– Лови, – показала она всем видом, что бросается в мои объятия.
– Ты маленькая девочка, – протянул я руки, будто готов ловить. Но Шила осталась на месте.
– Ну, да, ей уже 25, – взяла одну из своих косичек.
– Не в этом дело, дело в том, что, когда мы переходим дорогу, ты до сих пор ищешь мою руку.
– Мне постоянно нужна опора. Для счастья.
– Гениально. Может, ты знаешь, в чём состоит гений женщины? – упали мои руки обратно, бесхозно, будто обиделись.
– В умении вовремя и со вкусом перекинуть ногу на ногу.
– Я люблю тебя.
– Ну что так по-детски.
– А как по-взрослому?
– Я хочу от тебя детей, – не верила собственным словам Шила. Будто произнесённые они должны были вызвать в ней доверие.
* * *
Проспект, заросший особняками. Рядом его правая жена – улица и дети, брошенные на произвол судьбы, – переулки, дворы, скверы. Скверно на душе, на дворовых площадках тоже пусто. Все развиваются на таких, пока не дорастут до больших площадей, дворцовых, на которые можно выйти, чтобы испытать судьбу всем миром или всей войной. В песочнице скучали оставленные, словно орудия на поле боя, пластмассовые игрушки: машинки, совки, лопатки и прочая техника. В моём детстве игрушки так не оставляли, ими дорожили, хотя, как твердили вокруг тогда, мы находились в шаге от коммунизма. Когда-то и я сооружал дворцы и замки из песка, ну, замки – это громко, так как они были поставлены на поток, штамповали вёдрами, переворачивая их, заполняли песочницу типовыми застройками. Что посеешь, то и пожнёшь, а вот строил бы замки, глядишь, жил бы сейчас пусть не во дворце, но в частном загородном доме, как Марс. Когда-то я жил на этих детских площадках, я ползал по железобетонным зверям, я качался на качелях, качели, правда, в моей жизни остались, катаясь на них, я всё больше убеждался в том, что на любых качелях хорошо кататься вдвоём. Качели тоже были пусты. Дети вышли. Без них спокойно и скучно. Они променяли песочное на жидко-кристаллическое, они лезли из своего в другие красочные измерения. Они там были сильнее, быстрее, ловчее. Их привлекало могущество, которого там можно было достичь за мгновения. Здесь на это можно угробить жизнь, и не факт, что достигнешь. Да, измерение наше, увы, устарело, барахлит и покрылось плесенью. Оно антикварно, музейно, ретроградно. В бюро – бюрократы, в чувствах – чудовища, в море любви – пена, в богатстве забыли про Бога люди, люди забыли, что вдохновение – это вдох, обогащение – это Бог. Одна радость – женщины. Всякая женщина по весне, скинувшая с себя кольчугу быта и натянув на голые ноги лёгкость бытия, расценивалась мною как весна. Я шёл к ним, я дышал ими, иногда их весеннее солнце улыбалось мне тоже. В ответ. Счастье мне приносила одна, но много, каждый день она приносила мне радость, полные пакеты, полные карманы, полные глаза радости. Шила.
* * *
– Вы кто? – почувствовал я её нежную руку у себя на шее.
– Весна, – ответил мне её голос.
Я смотрел на шахматы, расставленные передо мной. Я решал очередную задачку из учебника, обычная зарядка для мозгов. Шахматы служили неплохими батарейками. Как только я погружался в этот клетчатый мир, где каждая фигура сидела в своей клетке, то лучше начинал понимать ценность своей свободы.
– Если бы я её только встретил, я бы не дал ей опомниться. Я бы забросал её комплиментами и цветами, как могилу своего одиночества, – поймал я руку жены у себя на шее, продолжая смотреть на доску.
– Я пришла.
– Я вас сразу узнал. Позвольте представиться, я кот. Мартовский. Давайте жить слитно, – двигал я пешку то так, то эдак, чтобы получить преимущество. Задаче нужен был мат в три хода.
– Не с глаголами пишется раздельно.
– Но почему? – вернул я пешку в исходное.
– Я замужем, хотя до сих пор не могу в это поверить. Вот в чём заключается моё недоверие к тебе.
– По-моему, ты начинаешь торговаться. Но в одном ты права: всякая связь с мужчиной расценивалась как падение прежней цены.
– И на сколько мы дешевеем?
– Ну, если машины в год теряют 10 % своей стоимости. Думаю, так же и женщины, после каждого мужчины.
– Ты скажи, что им ещё после каждого надо делать ТО.
– Лучше страховаться, тогда можно обойтись и без него.
Кухня напомнила о себе. Чайник засвистел, будто судья, который, увидев нарушение правил, решил остановить мою игру… Я посмотрел на жену: «Выключишь?» – «Сам ставил, сам выключай», – увидел я в её глазах. Тогда я отодвинул шахматы в сторону и скоро оказался на кухне. Выключил плиту и взял чайник за ручку, он начал жаловаться, всхлипывая эмоциями, словно малыш, которого не брали в игру взрослые. Я ополоснул кипятком заварочный чайник, бросил туда чай и пару листочков мяты. Залил фарфор до краёв и накрыл крышкой.
– Вот настырная, не хотела брать трубку, я же сказала старосте, что болею, – не хотела оставаться одна в комнате жена и пришла через пару минут ко мне.
– Я думал, тебя любовник домогается, – разлил я чай по чашкам.
– Ты что, тогда я бы сразу ответила. А эта дозвонилась, с пятой попытки. Как я её узнаю, эту студентку?
– Может, дать тебе плакат?
– Тогда они точно поверят, что я на больничном.
– А зачем она тебе, эта студентка?
– Зачёт поставить.
– А, ну тогда она сама тебя узнает, даже не сомневайся, – снова улыбнулся я её косичкам.
«А я всё время сомневаюсь. Даже не знаю почему. Как-то всё хлипко, будто не моё, будто живу не своей жизнью, а моя где-то там впереди, счастливая, полная, с румянцем», – взяла в руки чашку Шила, абсолютно не отдавая себе в этом отчёта, пригубила, обожглась и выругалась.
* * *
– Что ты всё время строишь из себя?
– Не знаю. Хотела бы виллу, на самом деле, как была пристройкой к тебе, так и осталась.
– Тебе не нравится наш очаг? – отвернулся я от Шилы к окну. «Дом будто проблема, как стоял, так и стоит, глобальный, а ты, каким бы ты ни был свободным, должен в нём жить. Преувеличиваешь, стоит только взглянуть в окно, в принципе окно и есть – увеличительное стекло. Ты разглядываешь медленно молекулы погоды, механизмы машин, микросхемы людей и их микрочипы – детей. Ты видишь в окне то, что никогда не смог бы увидеть без его лупы. Ночью окно увеличивает луну. Днём солнце».
– Нагулялся?
Я оторвался от окна и посмотрел на жену:
– Ага. Захотелось развеяться.
